Морган Ламберт, ветеран вьетнамской войны, прошедший службу в печально известной 23 пехотной дивизии "Америкал", в составе роты С (Чарли), 1 батальона 20-го пехотного полка 11-й лёгкой пехотной бригады. 26 марта 1968-го участвовал в операции, в деревне Милай ( деревенская община Сонгми), переросшей в резню мирного населения.
На тот момент я был обычным рядовым солдатом, у меня ещё молоко на губах не обсохло, мне только-только исполнилось 18, как зеленая машина забрала меня в Нам, вместо Микки Мауса. Моим родителям наркоманам было абсолютно плевать, что меня могут привезти по частям, как конструктор Лего аккуратно сложенный в коробочке. Моя жизнь стоила даже дешевле е****го конструктора, но я не сильно расстроился, ведь это была моя плата за свободу. В тренировочном лагере нам много говорили о свободе и о том, что мы доблестные солдаты призванные самим Господом защищать от злых коммунистов весь земной шар. В общем мы освободим вас даже, если вы этого не хотите. Запомни Чарли, я убью всю твою семью и подарю твоей дочери сникерс в благодарность за прекрасный гэнгбэнг. По телеку скажут, что я настоящий герой, прямо, как Капитан Америка.
Но на самом деле у нас прав не было никаких. Мы были свежим мясом присланным на убой, едва научившись отличать спусковой крючок от курка. В первую свою вылазку, когда зашевелился куст я шмальнул в него, чем разозлил местных лайферов, - "Надеюсь ты убил его, аха-ха-ха!", - сказал рядовой первого класса Барри Эванс, разрядив накалившуюся обстановку. Он единственный кто не смотрел на меня, как на говно и помогал освоиться. Со временем он стал для меня кем-то вроде старшего брата; мы вместе злили местных крыс, затем жрали их, когда у нас кончился сухпай, делили одну деревенскую шлюху на двоих, курили траву и обдалбывались метом, прежде, чем вступить в бой. Но однажды Барри Эванс наступил в ловушку панджи, увеличенного типа, устроенную партизанами, он скулил, как собака, когда заостренные бамбуковые ветви обмазанные дерьмом воткнулись в его ногу, попутно разорвав машонку. Он истек кровью заразившись инфекционными заболеваниями, помощь запоздала и смерть разлучила нас. Я поклялся, что отомщу!
Перед нами встала задача зачистить штаб и некоторые подразделения 48-го батальона НФОЮВ располагающиеся в деревенской общине Сонгми, после которой наши имена внесут в список самый конченых и отъявленных ублюдков. Мирного населения там нет, говорили они, поэтому церемониться там было не с кем. Мы шли мстить по завету капитана Эрнеста Медины, на поминальной службе он поклялся отомстить за уважаемого многими штаб-сержанта Джорджа Кокса. Мы шли мстить за своих друзей и когда я зашел в ту деревню, и закидывал гранаты в окна хижин, перед моими глазами стоял образ рядового 1 класса, Барри Эванса. Я помню как ветви бамбука торчали из ноги и паха наружу, и как он скулил, и причитал. Он мечтал вернуться героем! Я не щадил никого и в тот день я чувствовал себя по-настоящему свободным, с удовольствием исполняя приказы лейтенанта Келли, который скажет в 2009-м году: " Я сочувствую всем, кто пострадал в деревне Милаи, и прошу извинения у всех вьетнамцев за эту трагедию. За то, что сделали американские солдаты. Если Вы спросите, почему я не защитил их, мне придётся ответить, что я был лейтенантом, и осознаю, что глупо выполнял приказ офицеров высшего командования"
Я помню жалобные стоны, крики и плачь тех кого я лишил жизни. Перед моими глазами до сих пор стоят кадры того дня, когда я убил старуху и изнасиловал её внучку, а после свернул шею. Помню, как тащил на себе трупы тех кого мы убили в тот день. Формально нам все сошло с рук, я не испытывал чувства вины, вернее я так считал. Я просто подавил все человеческие эмоции и жил обычной жизнью после, когда вернулся из Вьетнама. Женился и с женою жили мы хорошо, я даже не вспоминал об этом, пока у нас не родилась дочь. Но когда малышка стала плакать, воспоминания врезались в мою память, подобно хроникам пленочной киноленты. Номер десять, черт возьми! Я стал напиваться, мог неделями быть в запое, а когда выходил из этого состояния, пропадал на работе. К слову, я работал в строительной фирме плотником. Однажды я после тяжелого рабочего дня вернулся домой на рогах, не мог вынести этот крик и нацелился из охотничьего ружья ремингтон на ребенка, закричав: « ЕСЛИ ЭТА ПИСКЛЯ СЕЙЧАС НЕ ЗАТКНЕТСЯ, КЛЯНУСЬ Я ЗАСТРЕЛЮ ЕЁ». Жена была в ужасе, она оттолкнула меня, схватив ребенка и убежала из дома в чем была. Мы развелись. Я перестал ходить на работу, все время пил и стрелял из ружья по фотографиям на стене и мой дом превратился в настоящий тир в котором пахло блевотиной и дерьмом. Целый месяц я так играл в Микки Мауса, покуривая мэри и долбя метамфетамин, который я когда-то уже юзал во Вьетнаме. За меня взялись легавые и местные волонтеры из центра помощи ветеранам и отправили к психоделу. Пришлось выбирать между лечением и тюрьмой.
В целом, я не понимал зачем мне нужны эти задушевные разговоры и уж точно не собирался открывать душу тому зануде в круглых очочках, который даже не служил в армии. Что этот маменькин сынок может понимать об этом и тем более что-то знать обо мне? Он не скитался со мной в джунглях и не болел малярией, не знает ни вкуса, ни запаха липкой крови, не пытался запихнуть кишки обратно в живот своего боевого товарища и вообще жил всегда в комфорте и безопасности, когда мы закидывали гранатами "крысиные норы" в поисках партизанов и варили суп из крыс, а потом мучались от отравления и пробирал понос. И теперь Я, ветеран Вьетнама, супермэн этой гребаной страны, должен доказывать какому-то ублюдку, что я нормальный, Б****ТЬ!
Но я недооценивал доктора Филлипса по достоинству, в нашей терапии были и ошибки, порой я вовсе переставал к нему ходить и все же почему-то возвращался снова. Наверное мне было приятно осознавать, что кто-то искренне пытается помочь. Мы были подопытными кроликами, это современные солдаты получают нормальную профессиональную помощь военных мозгоправов, а мы же были первопроходцы во всем. Я стал писать этот чертов дневник чувств, да и вообще записывать свои мысли. Мне было трудно заглянуть внутрь себя и увидеть себя настоящего. Самое сложное, пожалуй, это простить, вообще всех, а себя ещё сложнее. Я должен был простить тех гуков, что сделали ту ловушку для моего друга Барри Эванса, простить своих родителей наркоманов и конченых отморозков, простить свою жену за то, что запретила общаться с дочерью и простить себя за то, в чем я по сути не виноват. Так сложилось, но я не снимаю с себя ответственность за содеянное когда-то. Только сейчас я осознал к 45-ти годам, что могу решать и выбирать, как мне жить и к чему стремиться, а не выполнять приказ чокнутых гангхо, которые ценили выполнение задания выше, чем жизни подчиненных.
Придя в себя я перевез вещи к своей, ещё живой, бабушке, которая воспитывала меня вместо моих родителей торчков, которые так и сгинули от этой дряни. Она была по истине, божьим одуванчиком, благодаря её заботе, я вновь открыл для себя церковь, став посещать её для успокоения своей души. Только её письма согревали меня, когда я охотился на гуков во Вьетнаме и не забуду, как четыре чертовых месяца с неба лил дождь. С женой я так и не помирился, хоть мы и клялись в вечной любви перед Христом, а дочь всячески избегала общения со мной, но все же как-то раз приехала ко мне с каким-то патлатым панком. Встреча наша была не бескорыстной, ей нужны были деньги, чтобы купить дом на побережье Лос Сантоса. С тех пор доченьку я больше не видел.
Я стал работать плотником на себя и учитывая, что я был один из немногих у кого росли руки не из задницы, то мое дело пошло в гору и мне было чем помочь моей дочери.
Ещё я все равно купил себе ружье, оформив его на подставное лицо и стал заниматься охотой без лицензии, то есть браконьерством. Делал чучела, продавал шкуры и мясо через знакомых на рынке, а так же просто стрелял по банкам с друзьями на деньги. И, конечно же, я гнал самогон! Так, что мне было чем заняться в этой глуши. Иногда я брал свой пикап и ездил в соседнее индейское поселение и курил травку с местными хиппи, занимаясь любовью, а не войной. Кто-то однажды сказал: « Вьетнам был ужасной войной, но у неё был самый лучший саундтрек» . Сколько бы я не пытался убежать от самого себя, эта кинопленка с вьетнамскими флешбеками навсегда останется в моей памяти и будет крутить колесо моих воспоминаний, подобно рулетке и главное, чтобы шарик не попал на zero… Да, я люблю просаживать свои деньги в казино! Но не все было так гладко…
После смерти бабушки, Холли Ламберт, мне приходится часто бороться с суицидальными мыслями, нередко я хватаюсь за револьвер Пайтон, который я выиграл у одного браконьера в карты, и пытаюсь выстрелить себе в голову. Пока безуспешно, видимо мой ангел-хранитель, Барри Эванс, стережет мою никчемную душу!